Услышав шаги Макса, она, не оборачиваясь, спросила:
— Заснул?
— Да. Даже не дослушал. — Макс остановился рядом, облокотившись на перила, и, подняв голову, Валери увидела его профиль. На монетах бы чеканить, подумала она во внезапном приступе веселья. Новая валюта — «золотой эвершед». — Хочешь, сходим в бар?
— Нет, не хочу. — Валери действительно не жаждала куда-нибудь идти. Настроение было спокойным и немного грустным, и при мысли о том, что придется улыбаться чужим, пусть и дружелюбным людям, внутри наступала гулкая пустота.
— Тогда, может, выйдем на пляж?
— Сейчас ночь наступит.
— Да и черт с ней.
Валери поднялась, отряхнула юбку и ступила на песок. Белый, мягкий, он был похож на шелковый ковер. Валери не оглядывалась, чтобы проверить, идет ли Макс за ней, да это было и не нужно. Он догнал ее и взял за руку.
— Не потеряйся.
Вокруг стремительно темнело, пара минут — и земля погрузилась во тьму. Уютно светилось окошко бунгало в комнате Макса и Адриана — там горел ночник. Спокойно шелестело море. Валери осторожно отпустила руку Макса и устроилась на лежаке. Из-за облаков звезд почти не было видно, только иногда они вспыхивали в разрывах — острые иголочки, чужие солнца, с которых, возможно, кто-то сейчас смотрит на их звезду…
— Не хочется возвращаться. — Макс устроился на соседнем лежаке, заложив руки за голову. — Так бы и жил здесь всегда.
— Прошло шесть дней, — философски сказала Валери, — на восьмой тебе начнет надоедать, а на десятый ты будешь поглядывать на часы, чтобы побыстрее погрузиться в самолет в Нью-Йорк.
— Верно. Ты слишком хорошо меня знаешь.
— Угу. А в Нью-Йорке все завертится с новой силой. Через две недели после прилета нас ждут на «Мэтьюс пикчерс» в Лос-Анджелесе, начинается озвучка «Стального ангела».
— Я совсем забыл.
— Не твоя обязанность — это помнить.
— Мы обещали друг другу не говорить о работе, — напомнил Макс. Голос его прозвучал глухо.
— Хорошо. О чем ты хочешь поговорить?
— Я вообще не жажду разговаривать.
Валери слегка обиделась.
— Почему?
— Потому что в некоторых случаях разговоры излишни.
Джунгли странно влияют на мужчин, поняла Валери в следующее мгновение, когда Макс неведомо как очутился рядом и подхватил ее с лежака так, будто не человек ее поднял, а божественная сила. Джунгли делают мужчин дикими и непредсказуемыми. Как странно влияет на противоположный пол шуршание гекконов в зарослях и крики ночных птиц…
— Все, Валери, — вполголоса сказал Макс, — хватит. Мне надоело.
Он не дал ей права на ответ, поцеловав так, что Валери забыла дышать, хотя обычно не забывала. Обычно — это когда давным-давно целовалась с поклонниками, когда у нее случались мужчины, к которым она, впрочем, не привязывалась. Каждый раз у нее в голове оставалась искорка здравого смысла, позволявшего будто наблюдать за собой со стороны и оценивать свои действия. С Максом здравый смысл отсутствовал напрочь.
Это было дико и идеологически неправильно — целоваться с ним, и поэтому же являлось самой правильной вещью в мире. Парадокс: руки встречаются, губы встречаются, скользят по губам другого, по коже, и слегка колется отросшая щетина Макса, — и конечно же, так нельзя поступать, это противоречит всем правилам на свете и здравому смыслу, но оторваться нельзя. Кажется, что если оторвешься, тут же и умрешь. Разучишься дышать, ходить, упадешь на мягкий песок и превратишься в него. Растечешься, исчезнешь. А пока Макс целует тебя и его руки что-то такое делают с тобой, отчего хочется смеяться и плакать, все будет хорошо. Хотя не может быть и не должно. Однако в этот миг Валери поверила: все будет лучше некуда.
Она даже зарычала от облегчения, которое принесла ей эта вера, и вцепилась в Макса, и он удивленно охнул — не ожидал подобного напора, видимо. Но Валери было все равно, чего он там ожидал, она наконец поняла: вот он с ней, сейчас и здесь, и ничего не может быть прекрасней. Она так давно к этому стремилась, что сейчас вопрос о будущем просто растворился. Остался вопрос, почему на обоих еще есть одежда. Видимо, Макса он тоже занимал: его руки лихорадочно искали «молнию» летнего платья Валери.
— Не на спине, — прошептала она и отстранилась, чтобы помочь ему. — Сбоку.
Вжикнула «молния», Валери подняла руки, и Макс снял с нее платье — и вот она стоит перед ним, почти обнаженная, осталось только невесомое кружевное белье, а на Максе еще джинсы и футболка — несправедливо!
Где расстегиваются джинсы, Валери прекрасно знала. Где расстегиваются джинсы Макса, она знала еще лучше, так как собственноручно их и укладывала в чемодан — как часто бывало и раньше. Она вообще отлично знала его гардероб, определенно лучше, чем Шеррил.
Так что через несколько секунд его джинсы тоже отправились в полет к подножию ближайшей пальмы, футболка спланировала на песок, и все остальные преграды оказались устранены. Валери едва видела Макса в темноте, но ей не нужно было отчетливо его видеть — она и так знала его до последней черточки, и можно было закрыть глаза и просто ощущать его всего — так близко, так жарко, так… правильно. Оказалось, у его шепота столько оттенков, которые она еще не знает, у его прикосновений — столько цветов, вспыхивавших радугой под закрытыми веками. И если Макс рядом, можно ничего не бояться, совсем ничего.
Она не помнила, что они делали и как, мысли исчезли вовсе, осталось то, что было между ними и ими самими — и лучше этого, пожалуй, во всем мире не найти.